— Слушаю, сэр, — ответил слуга, поворачивая лошадей в указанную сторону.

Сегодня на башне опять дежурил Малкольм Дженнингс. Группа жителей уже собралась у ворот посмотреть, кто бы это мог быть. Увидев, что на улице остановилась карета Бидвелла, Дженнингс перегнулся через перила и крикнул:

— Крытый фургон, мистер Бидвелл! И на козлах молодой мужчина!

Бидвелл поскреб подбородок.

— Гм… кто бы это мог быть? Не балаганщики, для них еще слишком рано. — Он махнул рукой костлявому курильщику с трубкой, в соломенной шляпе: — Суэйн, открывайте! Холлис, помогите ему поднять бревно!

Двое мужчин, названных Бидвеллом, вытащили запорное бревно и отворили воротины. Когда ворота раскрылись достаточно, крытый фургон, о котором объявил Дженнингс, прогремел через порог, влекомый двумя лошадьми — пегой и чалой, которым, казалось, осталось лишь два-три неверных шага до живодерни. Как только фургон освободил въезд, возница натянул вожжи, остановил упряжку и посмотрел на зевак из-под своей поношенной монмутской шляпы. Взгляд его остановился на ближайшем горожанине, коим оказался Джон Суэйн.

— Фаунт-Роял? — осведомился прибывший.

— Он самый, — ответил Суэйн.

Бидвелл хотел уже сам задать вопрос, кто такой этот молодой человек, как вдруг холстина фургона раздернулась со скоростью откровения и оттуда показался другой человек. Этот, одетый в черный сюртук и черную треуголку, встал на скамью рядом с возницей, подбоченился и осмотрел пейзаж прищуренными глазами надменного императора.

— Наконец! — провозгласил он голосом, от которого лошади вздрогнули. — Вот он, град самого Диавола!

Подобное утверждение, произнесенное столь громко и повелительно, обдало Бидвелла ужасом. Он тут же встал в карете, лицо его пылало.

— Сэр?! Кто вы такой?

Взгляд темных глаз новоприбывшего, смотревших с длинного изможденного лица — лоскутного одеяла глубоких морщин и складок, — остановился на Бидвелле:

— Сперва ты, стоящий предо мной, открой имя свое.

— Я Роберт Бидвелл. Основатель Фаунт-Рояла, а также его мэр.

— Тогда я соболезную тебе в твою годину испытаний. — Человек снял шляпу, обнажив макушку, заросшую белокурыми волосами — слишком нечесаными, чтобы это мог быть парик. — Меня же ведают по имени, коим нарек меня Господь. Я — Исход Иерусалим. И много лиг прошел я до пределов твоих, сэр.

— Ради какой цели?

— Неужто надлежит вопрошать меня? Меня привел сюда Господь мой, дабы свершил я то, что Он велит мне. — Прибывший снова надел шляпу — демонстрация вежливости закончилась. — Послал меня Бог в град сей, дабы сокрушить ворожею и сразиться с демонами ада!

У Бидвелла подкосились колени. Он понял, как понял и Вудворд, что ворота открылись перед бродячим проповедником, да еще таким, который зовет к крови отмщения.

— Мы держим ситуацию под контролем, мистер… э-э… Иерусалим. Под полным контролем. Вот перед вами магистрат Вудворд из Чарльз-Тауна. — Он показал на своего спутника. — Суд над ведьмой уже идет.

— Суд? — прорычал Иерусалим и обвел взглядом лица собравшейся толпы. — Неужто не ведаете вы, что жена сия — ворожея!

— Знаем мы! — крикнул Артур Доусон. — И еще мы знаем, что она прокляла наш город!

Его поддержал хор гневных и разъяренных голосов, который, как заметил Вудворд, вызвал у проповедника улыбку, будто он услышал ласковый рефрен камерной музыки.

— Кому же надобен тогда подобный суд? — спросил Иерусалим, и голос его стал подобен гулкому барабану. — Она в темнице вашей? И пока она еще на сем свете, кто ведает, какое зло она творит в сей час?

— Одну минуту! — проорал Бидвелл, взмахивая обеими руками, чтобы успокоить шум толпы. — С ведьмой поступят по всей строгости закона!

— Глупец! — взорвался Иерусалим, человек-пушка с кожаными мехами легких. — Несть власти выше, нежели власть Бога! Осмелишься ли отрицать, что Его закон превыше закона падшего Адама?

— Нет, не стану отрицать. Но…

— Так как же можешь ты повиноваться закону падшего Адама, ведая, что сам Диавол растлил закон его?

— Да нет! Я только говорил… что мы это сделаем, как полагается…

— И ты мнишь, что дозволить злу жить в сем граде еще хоть минуту — это и значит «делать как полагается»? — Иерусалим сдержанно улыбнулся и покачал головой. — Ты ослеплен, сэр, вместе с градом твоим! — Его внимание снова обратилось к толпе, которая росла и становилась все беспокойнее. — Истинно говорю вам, что Бог есть вернейший и чистейший из законодателей, а что гласит Господь наш о ворожеях? «Ворожеи не оставляй в живых!»

— Верно! — крикнул Джордж Барроу. — Бог велит убить ведьму!

— Господь не повелевает мешкать, не повелевает он и ждать растленного закона человеческого! — гнул свое Иерусалим. — И всяк муж, кто служит сему безумию, обрекает себя геенне огненной!

— Он их подбивает на бунт! — сказал Бидвелл магистрату и выкрикнул: — Подождите, сограждане! Послушайте…

Но его не слышали.

— Время суда Господня, — вещал Иерусалим, — не завтра, не послезавтра! Время суда Господня — ныне! — Он сунул руку в свой фургон и вытащил топор. — Я истреблю ворожею с лица земли, и тогда мы возблагодарим Господа и призовем благословение его на ваши дома и нивы! Кто средь вас покажет мне дорогу к врагу моему?

При виде топора сердце Вудворда забилось чаще, он вскочил на ноги и выкрикнул:

— Нет! Я не допущу такого…

«Кощунства по отношению к суду», — хотел сказать он, но измученный голос изменил ему, и он не смог выговорить ни слова. С полдюжины человек уже вопили, что поведут проповедника к тюрьме, внезапно толпу — человек двадцать пять или больше, как подсчитал Вудворд, — охватила ярость и жажда крови. Иерусалим вылез из фургона с топором в руке и окруженный истинной сворой превратившихся в охотничьих псов людей направился по улице Гармонии в сторону тюрьмы. Длинные тощие ноги несли его со скоростью хищного паука.

— Они не войдут, дураки! — фыркнул Бидвелл. — Ключи у меня!

— Топор может стать ключом, — сумел прохрипеть Вудворд.

И тут увидел в лице Бидвелла нечто: спокойное самодовольство от осознания, что топор Иерусалима покончит с жизнью ведьмы куда быстрее, чем пламя закона. Как бы там ни было, но Бидвелл решил в пользу толпы.

— Остановите их! — потребовал Вудворд. На щеках его блестел пот.

— Я пытался, сэр, — был ответ. — Вы сами видели.

Вудворд подался к Бидвеллу лицом к лицу:

— Если эту женщину убьют, я всякого, кто был в этой толпе, обвиню в убийстве!

— Такое обвинение трудно будет вести, я думаю. — Бидвелл сел. Он посмотрел на фургон проповедника, из которого вылезла темноволосая женщина худощавого сложения и средних лет, говорившая что-то молодому вознице. — Боюсь, что ситуация уже выскользнула из моих рук.

— Но не из моих!

Вудворд вылез из кареты; кровь у него кипела. Однако не успел он шагнуть в сторону проповедника и его стаи, как его остановили слова:

— Магистрат, сар?

Он поднял глаза на Гуда.

Негр протягивал ему тонкую плеть, обычно лежавшую в кожаной сумке рядом с сиденьем кучера.

— Защита от диких зверей, сар, — пояснил Гуд.

Вудворд принял плеть, бросил возмущенный взгляд на Бидвелла и, понимая, что время решает все, повернулся и побежал за проповедником Иерусалимом и толпой со всей быстротой, которую позволяли ноющие кости.

Пожирающий дорогу шаг Иерусалима уже пронес его до середины улицы Гармонии. По дороге на его огонек слетались и другие мотыльки. Когда он свернул на улицу Истины, толпа у него за спиной выросла до сорока шести мужчин, женщин и детей, четырех собак и небольшой свиньи, которая бежала впереди из страха быть затоптанной. Разбегались из-под ног с кудахтаньем куры, летели перья, масса орущих людей и гавкающих дворняг шла парадом возмездия, а впереди Исход Иерусалим — выставив острый костистый подбородок, как нос военного корабля, — потрясал топором словно факелом славы.

Мэтью и Рэйчел услышали в тюрьме приближение толпы. Он встал со скамьи и бросился к решетке, но Рэйчел осталась сидеть. Она закрыла глаза, чуть запрокинула голову, и на лице ее выступила испарина.